Когда начинаются каникулы, в школе становится непривычно тихо. Не бегают дети, не скрипят двери, чтобы пропустить маленьких учеников в просторные светлые классы, не слышно учительских голосов, и даже не журчит маленький веселый фонтанчик, из которого малыши так любят пить прохладную воду между уроками. К вечеру на всех этажах русской школы «Метафора» темно, и только любопытная луна, заглянув в окно класса для самых маленьких, уронила холодную пригоршню света на учительский стол.
– Ой, ой… Кто меня разбудил? – завертелся в пластмассовом пенале фиолетовый карандаш, – мне спать еще две недели, у меня каникулы!
– Не толкайся, пожалуйста, – недовольно засопел резиновый ластик в форме бабочки, – можно подумать, ты один на каникулах.
– Прекратите болтать, – наперебой зашелестели листы цветной бумаги с подоконника, – вы перебудите всю Метафору.
– А я и так не сплю, – спокойно сообщил с почетного места у доски важный ежедневник с шариковой ручкой на боку и серебристой надписью «Метафора» через всю кожаную обложку.
– Уф… – тяжело вздохнул большой цилиндр белого пластилина, – если честно, я тоже не сплю. А знаете, почему?
Он обвел печальным взглядом полутемную комнату. Все пятьдесят листов цветной бумаги, все 36 цветных карандашей из большого пенала, все 24 фломастера из картонной коробки, а также три ластика, две деревянные линейки и один важный кожаный ежедневник – все они внимательно смотрели на большой, чуть примятый цилиндр плотного белого пластилина.
– Я не сплю, потому что я очень скучаю, – сказал тот, и большая прозрачная слеза выкатилась из пластилинового глаза и замерла на маленькой, еле заметной вмятине.
– И я, и я, – словно задыхаясь от чувств, зашептал фиолетовый карандаш, – я тоже очень скучаю без детей, без наших маленьких старательных учеников. Что я буду делать без них целых две недели? Я же забуду, как рисовать фиолетовых пони!
– Мы потускнеем и покроемся пылью, и никто больше не захочет делать из нас веселые аппликации, — загалдели листы цветной бумаги.
— А некоторые их нас засохнут, — мрачно кивнул на розового товарища зеленый фломастер. Розовый был без колпачка, кто-то из малышей забыл его закрыть.
– Кто и зачем придумал каникулы? – возмутился ластик в форме бабочки, – мы совсем не устали, правда?
— Конечно, не устали! – наперебой загалдели все канцелярские принадлежности, и только очень важный ежедневник с ручкой на боку постучал металлическим уголком столу, словно требуя тишины.
Все, кроме белого пластилина притихли, тот все еще всхлипывал, стараясь на закапать слезами коричневую бумагу из цветной пачки.
— Дорогие мои, — важно поднял ручку вверх важный ежедневник, – у меня для вас хорошие новости. Поток знаний не должен прекращаться, и это не метафора. Точнее, это именно метафора. Метафора и Метафора. Извините… если выразиться проще, то в понедельник дети опять придут в школу!
– А как же каникулы? – удивился ластик.
– Вы ничего не путаете, уважаемый ежедневник? – спросил фиолетовый карандаш.
— Это исключено, у меня деловые записи, там все точно записано – кемп! Вы знаете, что это значит? Это значит – рисование, танцы, лепка, театр, керамическая мастерская, аппликации, стихи и песни. Будет еще интересней и веселее, чем обычно!
– Правда? – недоверчиво зашуршали листы разноцветной бумаги.
– Вы уверены? – деловито уточнил заплаканный пластилин.
– Совершенно верно, – улыбнулась большая сливочная луна, подмигнула и величаво поплыла вдоль окон школы, и лунные зайчики запрыгали вокруг уличных фонарей.
А ведь все знают, что если румяная полная луна что-то сказала, то это так и будет, и в школе Метафора на всех каникулах, и зимой, и весной, и даже летом будет весело и интересно, и никому не придется скучать, даже придирчивому белому пластилину.
Елена Смирягина, журналист